Три дня стрелял охотник в код, тридцать три тысячи изменений, перестановок и правок он совершил – всё без толку. Не попался гейзенбаг под эту атаку, не удалось охотнику зацепить зависимость или вызвать стабильно воспроизводимую ошибку.

Упал Мустафа на пол от печали и перегоревшего экзоскелета. На что охотник ему сказал:

– Нет на земле проблемы, с которой не могла бы справиться чёрная магия. Живёт на востоке в стеклянной башне чёрный маг. Езжай к нему.

Встал Мустафа с пола, поклонился охотнику, пожелал долгих лет жизни ему и его семье, и отправился на восток.

Сколько шёл Мустафа к башне – столько в сказку не поместится, а пришёл он к огромному небоскрёбу из чёрного льда, на воротах три криптографических замка, в каждом замке по тридцать три уравнения.

Использовал Мустафа все свои познания в искусстве аль-джабр, перегрел свой мозговой сопроцессор, но смог попасть в жилище мага. Сидел маг на самом верхнем этаже – чёрная борода, чёрный костюм, чёрный ноутбук, чёрный доход.

Выслушал жалобы Мустафы маг и сказал:

– Не отчаивайся, поймаем мы то, что нельзя поймать, при помощи секретных и запретных методов!

Успел только Мустафа испуганно сказать: «Аллах яхдик!», как схватил маг образ мозга Аишы и принялся колдовать.

Три дня использовал маг запретные приёмы – секретные алгоритмы из старых книг, лазейки и хитрости, основанные на индивидуальной структуре оборудования, даже техники, не имеющие теоретического объяснения и обоснования. Ничто не помогло излечить неуловимый гейзенбаг.

Молча развёл чёрный маг руками, и понял тут Мустафа, что не осталось больше надежды.

Добрался безутешный Мустафа до Истанбула, без экзоскелета, без имплантов и сопроцессора – только пыльный мул, свёрток ячменных лепёшек да мозг дочери в коробе. Не пустили такого оборванца к шейх-уль-исламу даже на порог. Остался Мустафа потерянно сидеть на каменных ступеньках, не зная, куда ему дальше идти.

В это время проходил мимо него прекрасный юноша – глаза чёрные, как изюм, плечи шире гор, бородой можно саблю точить. Увидел он уставшего и опечаленного Мустафу и спросил:

– Что ты делаешь на ступенях мечети, эфенди? Или ты не знаешь, что саду нужна не молитва, а мотыга?

– Да вот, пришёл поговорить с Аллахом, а его дома не оказалось, – ответил Мустафа.

Посмеялся юноша с такого ответа и пригласил Мустафу к себе домой, чтобы разделить с ним ужин и послушать истории о путешествиях.

Прошли они мимо базара. Удивился Мустафа – такой роскошно одетый юноша, и не купец? Прошли они и мимо особняков с садами. Ещё больше удивился Мустафа – юноша оказался не из семьи чиновников. Прошёл юноша в огромные ворота чудесного дворца, и обмер Мустафа – оказался щедрый хозяин местным шахзаде.

За ужином Мустафа рассказал сыну шаха о своём горе, включил дочь и показал её юноше. Тут же вспыхнули щёки шахзаде, зашкалило энергопотребление у Аишы – влюбились они друг в друга с первого взгляда и без оглядки.

Сказала тут Аиша Мустафе:

– Прости меня, о милостивый отец, что так долго болела. Не хотела я жить в хареме у толстого бая.

Схватился за голову Мустафа от женской хитрости и своенравности, и хотел уже было разгневаться, но остановил его шахзаде. Признался он, что полюбил Аишу, и предложил за неё несметные сокровища.

Пятьдесят дней весь Истанбул играл свадьбу, а на пятьдесят первый день поехал Мустафа к себе домой на тридцати трёх мулах с грузом палладия и дейтерия. И по сей день он отдыхает в банях с прохладным шербетом, а после отдыха чинит роботов и перцептронов – для собственного удовольствия.

С неба упало три яблока – одно тем, кто эту историю слушал, одно тем, кто её записал, а последнее мне, за то, что её рассказал.

Блаженны нищие

Михаил Ямской

г. Долгопрудный

– Думаешь, обманет?

Седобородый старик помедлил с ответом. Затянулся чилимом, выдохнул пряный дурманящий дым.

– Не должен, – покачал он головой. – Всевышний создал джиннов, когда ложь ещё не проникла в мир. Однако ты же сам знаешь: их дары всегда… о двух концах.

По вытоптанной глине сельской улочки пронёсся вихрь клубящейся рыжей пыли.

– Знаю, – вздохнул путник, невольно оглядев своё тощее жилистое тело в лохмотьях. – Платить я готов. – А что делать? Жена и дети голодают, последней крупы едва хватит, чтобы его дождаться. О долгах и вспоминать неохота. – Как ты вообще догадался, куда я иду? – хмыкнул он

– Кровавое полнолуние, – пожал плечами старик. – Да и куда ещё? Отсюда один путь. Только я знаю и другое: возвращаются оттуда редко. Богатые ещё случаются, а вот здоровых что-то не припомню. Не понимаю, почему – ведь джинны никогда не лгут!

– Да что толку от здоровья с пустым животом. – Путник снова вздохнул. – Лучше скажи, далёк ли путь, хватит ли воды.

– Тебе хватит. – Старик окинул взглядом кожаный бурдючок и меч в ножнах, кивнул. – Если рука тверда, а ноги сильны, дойдёшь… но ты перечитай ещё раз, может, передумаешь.

– Да сколько можно читать! Сперва в свитках, теперь здесь… Что зря время терять. – Путник встал и потянулся, разгоняя кровь.

– Самого главного обычно не договаривают, – прозвучало вслед.

Он всё же задержался у обветренного древнего валуна, торчащего из колючих зарослей песчаной дюны на краю посёлка. По гладкой иссиня-чёрной поверхности струилась замысловатая вязь старинных букв:

Кто судьбу проклинает, несчастлив стократ.

От небесного камня ступай на закат.

Если маешься телом, то станешь здоровым.

Если нищ и оборван, вернёшься богат.

Дальней дороги путник не боялся, давно привык к палящему солнцу пустыни и умел обходиться глотком воды. Хуже было то, что идти в этих местах приходилось только днём. Когда темнело, он разводил тлеющий костерок из бурых колючек и спал урывками, время от времени подбрасывая в огонь щепотку сухой травы против злых духов. От стаи летучих упырей одним мечом не отобьёшься.

Женщина появилась на закате третьего дня, когда под ногами вместо яростной желтизны песков уже расстилался щебень, выбеленный солнцем, а на близком горизонте синели горные отроги. Она шла навстречу, зазывно покачивая бёдрами, гибкая и стройная; прозрачная накидка колыхалась на ветру, натягиваясь на острых сосках. Аромат мускуса щекотал ноздри, сводя с ума.

– Иди ко мне! – Белоснежные холёные руки жадно потянулись, алые губы приоткрылись в сладкой улыбке. – Отдохни в моих объятиях, путник!

От неожиданности он пошатнулся, оступившись на горке щебня. Громкий хруст под ногой помог прийти в